Едва приподнялся железный занавес, опущенный когда-то Черчиллем, советские граждане брызнули во все стороны света, унося с собой в новые Палестины вместе с любимыми книгами, красными дипломами вузов, обидами на Родину-мачеху — также и знаменитого мультипликационного динозаврика. А некоторые, занявшись на новом месте мелким бизнесом, простодушно использовали облик Змеюрика, скажем, на вывеске своего ресторанчика «Разгуляй». Ведь трудно, согласитесь, увидев улыбчивую советскую рептилию над входом в заведение, не затомиться ностальгической грустью, от которой излечивает лишь графинчик холодной «Столичной» под квашеную капустку и соленые рыжики. Даже знаменитый скульптор Цинандали одно время носился с идеей поставить сорокаметровый памятник вымершим динозаврам в штате Канзас, причем будущему изваянию собирался придать черты Змеюрика. Он вел об этом переговоры с Меделянским, заломившим, по совести сказать, несусветную цену. Увы, бомба террористов разрушила не только гигантскую скульптуру «Колумба-Давида-Святослава», погубив самого ваятеля, но и эти далеко идущие планы.
Кстати, с победой демократии и рынка Гелий Захарович ненадолго вернулся к письменному столу, чтобы исправить некоторые досадные эпизоды, включенные в повесть под давлением беспощадной советской цензуры. Согласно новой редакции, Юра Шмаков нашел хладнокровного детеныша так же случайно в универсаме и так же принес в уголок живой природы. Учительница биологии Олимпиада Владимировна, как и в первой редакции, не смогла классифицировать ящерообразное существо и обратилась за помощью в Палеонтологический музей. На этом совпадения заканчивались.
Главный хранитель музея, являвшийся, как и добрая половина населения СССР, тайным осведомителем КГБ (вторая половина попросту служила в этой разветвленной организации на штатных должностях), побежал на Лубянку и стукнул, что обнаружен живой детеныш кетцалькоатля. Срочно доложили Брежневу, тот обрадовался, наградил себя четвертой Звездой Героя и объявил на Политбюро, что теперь у них есть чем ответить на рейгановский проект «Звездных войн» — секретной операцией «Крылья Победы». Кремлевские старцы встретили план аплодисментами. Понять их можно: научно-техническое состязание с Америкой было к тому времени безнадежно проиграно и летающие гигантские рептилии оказались последней надеждой Советского Союза — одряхлевшего, отставшего от мирового прогресса геополитического монстра. Последние силы Империя Зла надорвала в безнадежной борьбе со всенародным диссидентством, которым из горьковской ссылки, как некогда Ленин из Цюриха, руководил академик Сахаров, вдохновляемый буйной Еленой Боннэр. Каким образом всенародное диссидентство уживалось со столь же массовым стукачеством, автор разъяснять юным читателям не стал.
Итак, Брежнев приказал срочно найти Змеюрику жену, чтобы наладить серийное выведение летающих ящеров. Огромный инкубатор планировали построить в павлодарских степях. Плечистые мужчины с рублеными лицами, одетые в одинаковые серые плащи и шляпы, перебили в магазинах от Бреста до Владивостока все яйца, даже вареные, но самку так и не обнаружили. Кстати, этот варварский погром окончательно подорвал хрупкую продовольственную базу СССР, дефицит продуктов стал стремительно нарастать, спровоцировал голодные бунты и драки возле винных магазинов, что, в конечном счете, и привело к распаду страны.
Пока шли лихорадочные поиски самки, Змеюрика поместили в секретную биологическую лабораторию КГБ, где по странному стечению обстоятельств работала научным сотрудником мать Юры — Лия Ивановна Шмакова. Отец Юры Игорь Борисович был диссидентом, ярым сторонником Сахарова, и семейная жизнь супругов, поженившихся еще студентами, постепенно превратилась в бесконечные идеологические споры, свидетелем которых стал подрастающий сын. Лия Ивановна была, как многие советские интеллигенты, сторонницей странной, если не сказать почвеннической идеи, что любая власть от Бога, что социализм — просто очередная ипостась Высшего Промысла, и надо честно служить Отечеству, кто бы ни сидел в Кремле.
Игорь Борисович, напротив, полагал необходимым бороться с подлой властью любыми средствами, если надо, взывая к поддержке внешних сил. Служа в журнале «Вопросы мира и социализма», он на партийные собрания ходил с ксерокопированным Солженицыным за пазухой и нарочно голосовал за самые нелепые решения, нанося тем самым посильный вред Империи Зла. По ночам он слушал «Голос Америки» и принципиально читал «Известия», а не «Правду» — главный орган ненавистного ЦК КПСС. Узнав, что его жена из академического института переходит на денежную должность в секретную военную лабораторию, он окончательно возмутился и ушел из семьи к юной диссидентке — дочке заместителя министра заготовок. Это стало страшным ударом для Лии Ивановны, горячо любившей мужа, несмотря на идейные споры, и обернулось ужасной травмой для Юры, лишившегося мужского пригляда в самом, как говорится, переходном возрасте.
Он был на грани подростковой депрессии, но тут его неожиданно поддержала Саманта Смайл — четырнадцатилетняя американка. Юра сразу выделил эту скромную пышноволосую девочку, чуть стеснявшуюся своего преждевременного бюста, из группы заокеанских ребят, приехавших по обмену к ним в спецшколу с углубленным изучением английского. Она первой подошла к нему и предложила дружбу. Как и многие советские подростки, Юра был уже немного испорчен торопливым подъездным петтингом с Ленкой Зайцевой. На первом же свидании он попытался проникнуть Саманте под кофточку, но она, глубоко вздохнув и вывернув пронырливую руку болезненным приемом дзюдо, объяснила Юре, что Америка — очень религиозная страна с прочной семейной моралью, и посоветовала ему не торопиться с началом половой жизни, а лучше все силы отдать учебе.