Конец фильма, или Гипсовый трубач - Страница 102

102

— Дедушка… Генерал…

— Откуда лилипутин форте у генерала? — продолжал допрос режиссер. — Отвечать!

— Он в 1991-м… когда все развалилось… взял таблетки себе… на память… из сейфа… опытная партия…

— Что вы сказали?! Повторите! — взревел Жарынин.

— Опытная партия… — пролепетал Кокотов, покорно ожидая оплеухи.

Но глаза игровода пылали гордым восторгом отца, которому после бесчисленных золотушных дочек родили наконец сына-богатыря.

— Вы гений! Запомните и передайте тем, кто вас мне послал! Да! Конечно! Разумеется! Офкоссимо!!! Лилипутин форте был изобретен, чтобы без помех засылать наших нелегалов. Элементарно: уменьшил разведчика, посадил в коробочку, перелетел в страну НАТО и выпустил в стан потенциального противника, как таракана в комнату коммунального врага. Пусть размножается — плетет агентурную сеть. Провал теперь тоже не опасен. Не нужно зашивать агента-неудачника в шкуру мертвого тюленя, не нужно обменивать на чужого шпиона, не нужно растворять предателя в ванне с кислотой. Уменьшил, посадил в коробочку — и домой: к награде или к ответу. Все остальное — вопрос техники и воображения. Кокотов, я хочу за вас выпить! Немедленно!

Жарынин просто светился творческим счастьем, он распахнул холодильник, достал початую бутылку перцовки, разлил по рюмкам, затем извлек из трости клинок, попробовал лезвие пальцем, цокнул языком и легко настрогал на блюдце твердой, как воловий рог, сырокопченой колбасы:

— За вас, мой ручной гений!

33. МАРЦИПАНОВАЯ СТЕША

Не успели соавторы перевести дух после первой и задуматься о второй, как в дверь без стука ворвались взволнованные бухгалтерши. Валентина Никифоровна, впрочем, увидев Кокотова, сразу осунулась, зато Регина Федоровна радостно доложила, по-военному приложив руку к прическе:

— Есть! Коля только что привез.

Она поставила на журнальный столик высокую белую коробку, перевязанную голубой лентой, — в таких обычно перевозят шоколадных зайцев и прочую хрупкую сладость.

— Покажи, покажи скорее! Что там?! — попросили женщины хором.

— Нет, не могу, это секрет! — пророкотал игровод, таинственно играя бровями.

— От нас — секрет?

— Ну ладно, девочки, только вам и Кокотову. Он заслужил!

Жарынин движением фокусника развязал ленточку, потом загадочно замер и многозначительно обвел взглядом заинтригованных зрителей. Потом, как дорогой официант, прикативший на тележке под серебряным колпаком съестную невидаль, какую-нибудь креветку, фаршированную печенью саранчи, он воскликнул «оп-ля»! и сорвал долой картонную крышку. Под ней обнаружилась ярко раскрашенная фигурка светлокосой свинарки, прижимающей к груди розового поросенка. В комнате запахло сладким миндалем.

— Ой, что это?! — взвизгнула Регина.

— Марципан! Сделано по моему специальному заказу. Хранится вечно.

— Господи, как живая! — удивилась Валентина Никифоровна.

— Кто — живая? — не понял автор «Русалок в бикини».

— Это же Стеша!

— Какая Стеша? — Он вгляделся в кондитерскую статуэтку.

— Колоскова.

— Ну, конечно — Колоскова! — сообразил писодей. — «Норма жизни»!

— Да! «Норма жизни». 1932 год. Режиссер Колтунович, оператор Ветров, сценарист Тачанкин, — подтвердил Жарынин. — Великое кино!

Начиналась славная лента знаменитой сценой общего собрания в отстающем колхозе «Светлый рассвет», таком бедном и бестолковом, что даже красный флаг на сельсовете был у них весь в прорехах. Разрешение на этот политически рискованный образ Колтунович, леденея от смелости, запросил у начальства и получил одобрение с самого верха. Сталин начертал синим карандашом на полях сценария: «Попытайтесь!» Попытались — и никого не арестовали…

На собрании селяне гадали, как им жить дальше: бедствовать или обновляться. Некоторых такое отсталое существование вполне устраивало, ведь «Светлый рассвет» прочно держал первое место в районе по производству самогона. Эту пораженческую точку зрения, мол, наши отцы-деды так жили и мы проживем, озвучивал вечно пьяненький гармонист Федот Запечкин. Его знаменитые частушки, сочиненные Натаном Хаитом, подхватила тогда вся страна:

Сами гоним — сами пьем.
Не житуха — благодать!
Никому Страну Советов
Никогда не перегнать!

Сценарист Тачанкин, деревенея от смелости, запросил начальство и получил отзыв с самого верха. Сталин начертал красным карандашом: «Ха-ха-ах!» Но пьяному Запечкину строго возразил молодой выпускник ускоренных сельскохозяйственных курсов Николка: «Так жить дальше нельзя! Страна устремилась вперед, а мы погрязли в трясине прошлого. Да, земли нашему колхозу достались небогатые, овражистые, поэтому надо развивать животноводство!» Он вслух прочел односельчанам вырезку из газеты «Правда», где речь шла о чуде немецкой селекции — свиноматках, дающих за раз по две дюжины поросят, растущих и набирающих вес с необычайной скоростью. Одна такая элитная хавронья за пару лет сделает колхоз передовым! Но где взять денег? То немногое, что удалось заработать, украл бывший председатель, увезенный бдительными органами. И собрание решило: отправить в Москву, в Кремль ходоков за помощью. В столицу единогласно отрядили: Николку как автора идеи, Стешу — за красоту и Федота Запечкина с гармонью, потому что в колхозе от него все равно проку нет.

Долго ли коротко ли добирались ходоки до столицы — про то чуть не полфильма. В пути им встречались тучные нивы и элеваторы, полные отборного зерна, дымные домны, заводы-великаны, дома культуры, сияющие свежей побелкой, хлопотливые стройки, отряды пионеров, собирающих в поле колоски, армады броневиков, двинувшиеся на учебные стрельбы… Случались с ними в дороге разные приключения, веселые и не очень: то отстанут от поезда, то Запечкина сердитый бык боднет, то пчелы, отстаивая свой мед, покусают… Однажды во время купанья у них вещички попятили, оставив голышом. Смышленые ходоки позаимствовали одежонку у огородных пугал, но в таком удивительном виде, ясное дело, далеко не ушли. Милиция тут как тут: «Пройдемте!» Разобрались, конечно, отпустили, даже документы с вещичками нашлись, а вот деньги пропали. И тогда бесполезный на вид Запечкин дал большой концерт в шахтерском клубе, и благодарные углекопы купили им билеты до Москвы.

102