Конец фильма, или Гипсовый трубач - Страница 108

• Предыдущая
• 108 / 180
• Следующая

Старик тронул сухим пальцем вензель графа Потоцкого на массивной ложке.

— Еще там было предсмертное письмо. Брат боялся мне повредить и потому не давал о себе знать… Зато он ходил в центральную библиотеку и читал мои фельетоны в «Правде». Он ставил меня выше Аверченко…

— А Стась?

— Со Стасем особая история. Он работал в ИНО у Артузова, но после разоблачения Ягоды Ежов стал раскручивать «дело поляков» в НКВД. Не забывайте, Польша тогда надеялась стать союзницей немцев и с помощью Гитлера вернуть восемь воеводств. Стася арестовали вместе с Сосновским, Илиничем, Маковским… Артузов пытался заступиться, но он и сам был уже под колпаком. Брата обвинили в шпионаже в пользу панской Польши. Он пытался оправдаться — бесполезно. Знаете, Андрей Львович, разведка дело тонкое и с трудом укладывается в категории добра и зла. По легенде, Станислав был якобы кротом и снабжал брата, служившего в двуйке Польского генштаба, секретными сведениями, а на самом деле — дезой. Но чтобы Дефензива не разоблачила Бронислава…

— Кто?

— Дефензива — польская контрразведка… Чтобы не погубить Броню, он сообщал ему чуть больше, чем разрешалось. За это и получил десять лет без права переписки… — Выцветшие глаза старика наполнились слезами. — Идите, голубчик, идите! Я еще посижу. Очень вкусный сегодня кисель…

35. ЛЮБОВНИК ИЗ КОСМЕТИЧКИ

Шагая по коридору, Кокотов еще сочувствовал несчастным братьям Болтянским, но войдя в номер, сразу сел за компьютер и на удивление легко справился с неподобающей удочкой:

Поздним утром, оставив в прихожей удочку, Степан Митрофанович заглянул в комнату, где спали, разметавшись, влюбленные…

Дальше синопсис помчался вперед, как «Сапсан» по новеньким рельсам.

…На разведчике был пятнистый комбинезон, тропическая панама, болотные сапоги и рюкзак, из которого торчал черенок саперной лопатки. Любуясь юными, беззастенчивыми телами, он вздохнул с ностальгией и, крикнув: «Подъем!» — деликатно отвернулся, чтобы молодежь могла одеться.

Сели завтракать. У Кирилла и Юли были устало-счастливые лица людей, которые не выспались вместе. За кофе, отвечая на расспросы об улове, генерал выставил литровую стеклянную банку с двумя окуньками и посетовал, что рядом с ДВНФ буржуи построили коттеджный поселок, сливающий нечистоты в местную речку, отчего рыба в ней почти перевелась. А когда Юля с тревогой снова спросила, куда все-таки они спрячут Кирилла от убийц, старый нелегал улыбнулся в усы, вынул из рюкзака контейнер вроде термоса, с трудом отвинтил крышку и достал оттуда две запаянные ампулы: в одной содержались мелкие белые таблетки, во второй — светлый порошок с фиолетовым отливом.

— Что это? — переглянулась молодежь, подумав, что даже ветераны разведки подвержены старческим чудачествам.

— Сейчас увидите! — пообещал Степан Митрофанович.

Он разложил на столе довольно странный набор предметов: баночку из-под хрена, чайное ситечко, мощную лупу и швейную иглу. Это лишний раз убедило влюбленных, что холестериновые бляшки способны с годами затмить самый светлый аналитический ум. Затем разведчик с хрустом надломил первую ампулу, вытряхнул на морщинистую ладонь таблетку и бросил ее в банку с уловом. Обе рыбешки, повинуясь глотательному инстинкту, метнулись к петлисто оседавшей на дно пилюльке. Окунек, который покрупней, опередил своего собаночника и ам — проглотил корм. Второй разочарованно пометался по светлице, а затем, вращая плавниками как пропеллерами, укоризненно уставился на людей грустными рыбьими глазами, искаженно увеличенными кривым стеклом.

— Ну и что? — нервно спросил Кирилл, ничего не понимая.

— Дедушка, нам не до шуток! — обиделась за любимого Юля.

— Подождем…

— Долго?

— Не знаю… — Старик глянул на свои наградные часы и покачал головой. — Неужели срок годности истек? Если так — плохо, зер шлехт…

— Дедушка, какой еще срок годности? Что ты задумал?!

— Понимаешь, Юленька…

Но тут вода в банке странно булькнула, осела, а спохватившиеся наблюдатели обнаружили там всего одну рыбку, которая мгновение недоумевала, а потом изготовилась, чтобы сожрать какую-то мелочь размером с дафнию.

— Врешь, не возьмешь! — старик проворно схватил чайное ситечко и ловко выловил обреченную кроху. — Смотрите! — Он наставил лупу.

Изумленные молодые люди увидали на ячейках вовсе не дафнию, а исчезнувшего полосатого окунька: он бил хвостом, нервно ощетинивал острый спинной плавник и вздымал задыхающиеся на воздухе жабры. Генерал осторожно вытряхнул его в баночку из-под хрена и налил туда немного воды. Затем старый нелегал вскрыл вторую ампулу, взял иголку, смочил острие и коснулся фиолетового порошка — несколько пылинок прилипли к кончику. Он погрузил иголку в баночку из-под хрена. Ждать пришлось минут пять. Брызнула во все стороны вода, обдав естествоиспытателей, а в баночке, непонятно как, возник стиснутый в три погибели окунек — подрагивающий красноперый хвост не уместился и торчал из нарезного горлышка.

— Ну, ясно? — спросил старик.

— О да! — прошептали потрясенные влюбленные и поцеловались.

— Теперь-то вы хоть поняли, какую великую науку погубили демократы?

— Сволочи! — прошептал Кирилл, голосовавший в 1996-м по своему политическому невежеству, свойственному художникам, за Ельцина, а в 2000-м — за Явлинского.

— Делаем поправку на то, что рыбы — существа хладнокровные, и обмен веществ у них медленнее, чем у млекопитающих, — сказал генерал. — Следовательно, человек уменьшится и увеличится быстрее.