Конец фильма, или Гипсовый трубач - Страница 109

К оглавлению

109

— Это не опасно? — волнуясь за любимого, спросила Юля.

— Нет, внучка, совсем не опасно. Лилипутин два года испытывали на битцевском маньяке. Он изнасиловал и задушил двенадцать женщин. Уменьшали и увеличивали раз сто. Перед расстрелом его осмотрел врач и признал не только практически здоровым, но даже помолодевшим.

— И ты, дед, предлагаешь…

— Другого выхода у нас нет.

— И какого же размера я стану? — дрожащим голосом уточнил художник.

— Примерно вот такого… — чекист показал полмизинца.

— А что он будет есть?

— Не переживай! Этим вопросом специально занимались. Можно употреблять обычные продукты, но тщательно измельченные. А лучше всего детское питание. Ну, ты готов?

— Готов, — обреченно кивнул Кирилл.

— Вставай на стол!

— Зачем на стол?

— На полу мы можем тебя случайно раздавить. Но сначала разденься!

— Однако ж…

— Не стесняйся! Без этого нельзя. Упавшая одежда раздавит тебя, как горная лавина.

— Дедушка, неужели ты испытывал это на себе?

— Конечно, умница моя. А как же?

— Это не больно?

— Нет. Легкое головокружение, как от шампанского.

Кирилл тем временем взгромоздился на стол и переминался, по-штрафному прикрывая пах руками. Дед вытряхнул на розовую внучкину ладошку таблетку, и она бережно поднесла ее своему окончательному мужчине… Через минуту на полированном столе обнаружилась фигурка не больше оловянного солдатика, весело размахивавшая руками. Юля склонилась, чтобы получше рассмотреть уменьшенного любовника.

— Дыши в сторону, а то собьешь его с ног! — предостерег дед.

— Ой, какой малюсенький! — вскричала она.

Заслуженный нелегал тем временем достал из тумбочки прозрачный пластмассовый цилиндрик, вытряхнул из него но-шпу, влажной салфеткой тщательно вытер внутренность, а потом, накалив над пламенем зажигалки иглу, проделал в крышке несколько отверстий — для воздуха.

— Ну вот, домик готов. У тебя есть что-нибудь мягкое?

— Косметические тампоны…

— Отлично, давай! Так. Проверим.

Кирилл, сообразив, что от него требуется, забрался в прозрачный цилиндр и улегся там, как на мягкой перине, изобразив курортную расслабленность. Юлия засмеялась и погрозила ему пальцем. Художник вылез наружу и задрал голову, вопрошая, мол, что же дальше? Его голоса, конечно, слышно не было — так, еле уловимый писк. Генерал кончиком иглы подцепил несколько фиолетовых мучинок из второй ампулы, осторожно, чтобы не поранить, приблизил острие к лицу уменьшенного человечка. Через минуту Юлию и старика шатнуло так, будто они стояли на краю платформы перед выстрелившей из тоннеля электричкой. Раздался звон стекла и крик боли. Люстра под потолком раскачивалась, а Кирилл, принявший свои обычные размеры, держался за голову.

— Перед увеличением необходимо убедиться, что над головой чистое небо! — наставительно произнес старый генерал, словно повторяя параграф инструкции по применению.

— Ну и как это, быть маленьким? — спросила Юля, повиснув на шее у любимого.

— Знаешь, очень интересно! Сильнейшие запахи, а муравей размером с кошку. Вас вообще не различить, огромные размытые цветные пятна, как на полотнах Ротко…

— Да, муравьи иногда заползают с лоджии на сладкое… — озабоченно подтвердил старый разведчик.

— А порошок горький? — спросила Юля.

— Напоминает стрептоцид…

— Это ваше спасение, дети мои! — генерал протянул вскрытые ампулы влюбленным и крепко завинтил крышку контейнера. — Остальное надо отнести назад, в тайник. Лилипутин еще понадобится, когда Россия поднимется с колен и начнет восстанавливать агентурные сети. А теперь слушайте меня внимательно…

Булькнула «Моторола». Писодей радостно вскрыл конвертик и огорчился:

...

Хочешь, я возьму отпуск и поеду с вами в Сазополь? Н. В.

Пришлось отвлечься от работы и сочинить сагу про то, как Жарынин дорожит творческим уединением и как ему, Кокотову, будет плохо в Болгарии без Нинки. Бывшая староста дурой никогда не была и ответила мгновенно:

...

Ты врешь! Конец связи! В.

Автор «Преданных объятий» вздохнул и вернулся к делу.

...

…По плану, разработанному старым разведчиком, влюбленные, зная, что за ними следят, разыграли ссору в «Аптекарском огороде» и расстались со словами: «Все кончено!». Юля на глазах у «наружки» дала милому звонкую пощечину и гордо ушла домой. А Кирилл, как ни в чем не бывало, сел на скамейку, открыл альбом и начал рисовать симпатичную юную мамашу, явно скучавшую в обществе младенца. Со стороны это выглядело так, будто художник умело втирается в половое доверие с помощью изобразительного искусства. Тоскующая мамаша была выбрана совсем не случайно: она жила в одном подъезде с Юлией. Кирилл вызвался проводить, помог втащить по ступенькам коляску и довел до самой квартиры, но от призывов продолжить рисование на дому уклонился. Он спустился в холл, уменьшился, приняв лилипутин, и спрятался в пустом спичечном коробке, заранее положенном под батарею. «Наружка» тщетно дожидалась, когда он выйдет из подъезда, и строго осуждала похотливую неразборчивость кормящей матери. А Юля, выждав, спустилась вниз, присела, пошарила рукой под радиатором и похолодела: в заветном месте было пусто. Зато в холле орудовала шваброй консьержка в синем халате и оранжевых резиновых перчатках, рядом с ней стоял черный полиэтиленовый мешок с мусором, а вокруг терлась, выгибая полосатую спину, кошка с взволнованными желтыми глазами.

109